Очень правдивое узбекское кино. Интервью с режиссёром Михаилом Бородиным

16 сентября года в кинотеатре Asia Cinema состоялся премьерный для Ташкента показ драмы «Продукты 24». Ранее эта картина была удостоена приза на Берлинском кинофестивале в 2022 году, а также собрала на специальных показах зрителей Москвы, Санкт-Петербурга, Екатеринбурга, Новосибирска, Хабаровска и Самары. И вот, наконец, премьера прогремела в Узбекистане, на родине режиссёра Михаила Бородина.

В 2018-м его короткометражный фильм также номинировался на «Неделе критики» в Каннах и забрал приз от Canal+. И сегодня читателям Helloblog выпал шанс узнать подробности о становлении режиссера и новой волне узбекского кино из первых уст.

— Михаил, с чего начался ваш путь в кино?

— Нет какой-то точки отсчёта. Это желание формировалось постепенно. В детстве я жил в Тойтепе (сегодня Нурафшан), развлечений особо не было, но был видеомагнитофон. И я все время смотрел фильмы на кассетах, в основном какие-то экшены. Хотя позже я понял, что некоторые из них, например, фильмы Пола Верховена — это очень большие авторские высказывания.

Когда мы переехали в Ташкент, мне было уже 14. Тут появились новые возможности и увлечения. Я стал ходить в театральную студию, а там ребята занимались музыкой, записывали песни. И я подумал, что могу снять им клип. Взял в аренду камеру и компьютер для монтажа, и потом ещё года два мы его монтировали.

Затем я поступил в Ташкентский институт инженеров железнодорожного транспорта (сегодня Ташкентский государственный транспортный университет) на кафедру водоснабжения и канализации. И тогда же, в 2007-м, снял свой первый фильм, вдохновлённый японскими хоррорами. Камеры у нас не было, поэтому пришлось попросить её у Тимура Карпова (узбекский фотограф и журналист, бывший сотрудник «Ленты.ру» и основатель галереи «139 Documentary Center» — прим. автора) вместе с оператором. Планировал его как жанровое кино, но в итоге всё равно получился арт-хаус.

— Расскажите, как вы попали в Канны?

— На это понадобилось почти 10 лет. После института я уехал Москву, сначала там была такая мигрантская жизнь с разными работами, подработками. Потом я стал снимать какие-то свадьбы, корпоративные ролики, рекламу и прочее.

Затем мы с моим другом и соратником Зарифом Очиевым создали небольшой продакшн и заработали немного денег, чтобы начать учиться снимать кино.

Я поступил на двухгодичный продюсерский курс Александра Роднянского — подумал, что будет эффективнее, если у меня вокруг будет много продюсеров, чем много таких же, как я, режиссёров. Кроме того, продюсер работает со всеми этапами кинопроизводства. И вот со своими друзьями из индустрии я снял ироничный короткий метр «Крым наш».

Для меня это был очень ответственный шаг — пришлось чуть отпустить свой юношеский максимализм, чтобы довести работу до конца. Мы стали отправлять его на фестивали, и пусть нас никуда не взяли, но стало понятно, как это вообще делать.

Позже мы с однокурсником на базе моего продакшна спродюсировали и сняли короткометражку «Я нормальный». Снова стали отправлять её на фестивали, и фестивальный агент по прошлому фильму подсказала, что можно попробовать податься в Канны — и не только в основную секцию, а в разные программы. Через месяц я сидел в кафе, работал, и получил письмо: «Поздравляем! Мы выбрали ваш фильм к участию в Неделе критики в Каннах».

— Есть ли тема, которая является лейтмотивом ваших фильмов?

— Это такой вопрос, на который можно будет ответить когда-нибудь позже. Просто каждый фильм — это отдельный кусок жизни. Для меня безусловно важен социально-политический контекст, и важно, чтобы тема меня трогала, потому что это некое топливо, на котором ты сможешь ехать два-три-четыре года.

Обычно это тема несправедливости или что-то, чему я сам не могу подобрать оправдания. И в фильмах я пытаюсь найти ответ, но, скорее, получается сформулировать вопрос. Это всегда такой разговор с самим собой, с фильмом, с группой и дальше со зрителем.

— Какие режиссёры вас особенно вдохновляют?

— Наверное, скорее, не режиссёры, а фильмы. Я считаю, что режиссёру важно смотреть как можно больше фильмов, в том числе фестивальных, чтобы оставаться в контексте. Я стараюсь смотреть всё: и жанровое, и артхаус, и арт-мейнстрим. Всё, что можно и на что хватает времени.

— Как родилась идея фильма «Продукты 24»?

— Мы с Тимуром Карповым обсуждали идею фильма про период сбора хлопка — с начала сентября по конец ноября. Помню, в школе после первых двух уроков нас выводили работать на поле. Тогда казалось, что это какое-то развлечение, но сейчас стало ясно, что это просто рабский труд. Так было ещё совсем недавно.

В итоге мы сняли документальный фильм «Cotton 100%», и он стал отправной точкой, после чего я начал всерьёз интересоваться темой рабства.

Самым известным таким кейсом в пространстве СНГ была история так называемых «Гольяновских рабов». В 2012 году 12 человек — мужчин, женщин и детей — освободили из рабства в продуктовом магазине московского района Гольяново. Я пошел в этот магазин и обнаружил, что он работает, там всё те же хозяева и люди, которые, судя по их виду, также находятся в рабстве. Так было в 2018-м, но и сейчас, если вы отправитесь в Москву, доедете до Гольяново, зайдёте в этот магазин на улице Новосибирская 11, увидите всё то же самое. С тех пор вышло множество статей, репортажей, интервью, есть пьеса, а теперь и наш фильм, но магазин всё равно работает.

— Удалось ли вам пообщаться с кем-то из освобождённых из рабства при подготовке к фильму?

— Да, мы общались. Более того, одна из освобождённых женщин, Бакия Касымова, которая до сих пор продолжает бороться за возбуждение уголовного дела, нас консультировала и сыграла в «Продуктах 24» небольшую роль.

— Были ли задействованы в фильме другие непрофессиональные актёры?

— 30-40% каста составляли профессиональные актёры, остальные — непрофессионалы. Я уже использовал этот метод в фильме «Я нормальный», там играли простые ребята из местного посёлка. И здесь мы долго обсуждали это с нашей кастинг-директоркой Элиной Терняевой, которая работала на всех картинах Звягинцева — она говорила, мол, да, никто не поверит, если в рабстве будут какие-то звёзды. Это будет фейк. Кроме того, профессиональных актёров из Центральной Азии в Москве не так уж и много. Кино — это вообще довольно привилегированная индустрия. Плюс российское кино, в частности, не работает с аудиторией Центральной Азии.

— Зрители называют «Продукты 24» очень правдивым узбекским кино. В чем заключается эта правда?

— Правда в том, что это реальная история реальных людей, они реально были в этом магазине. Бакия там провела 10 лет. И это даже не одна, а сотни историй, которые произошли там за два десятилетия. Это не фантазия, не шутка, это не случилось в чьем-то больном воображении, это происходит в реальности. И я всего лишь попытался это выразить при помощи каких-то аудиовизуальных образов. Всё кино документальное и никакое кино не документальное, мне кажется...

Существует система и политические решения, которые позволяют этой системе существовать. И люди подстраиваются под эту систему или используют её. Люди не могут найти себя, люди не могут восстановиться, и это как бесконечный порочный круг. Выйти из него могут только очень сильные духом, такие, как Бакия, но ведь не все люди сильные.  В этом-то и драма. И вопрос, как с этим жить, как понять героиню, которая возвращается, чтобы быть со своим ребёнком. Делает ли она зло? Да. Но можем ли мы её судить? Наверное, нет. Мне кажется, что конец фильма — это начало разговора.

— Ваш фильм — это обращение к соотечественникам или больше к русской аудитории?

—Я обращаюсь к зрителям в любой точке мира. В Берлине, в Париже, в Сингапуре, но основной разговор происходит здесь, в Узбекистане. Фильм в большей своей части на узбекском языке. Хотя описанные события могли происходить не только в России или Узбекистане, но я говорю о том, что я знаю и понимаю. Я работаю с характерами через призму социально-политического контекста.

Год назад в Ташкенте открылась независимая школа кино Tashkent Film School, и Михаил стал одним из её основателей. Школа предлагает множество курсов по продюсированию, режиссуре, драматургии, истории кино и звукорежиссуре с привлечением ведущих профессионалов фото и кинопроизводства Европы и Азии. Недавно здесь стартовал проект Women watch Uzbekistan (WWU), ментором которого также является Михаил.

— В чём миссия WWU?

— Это акселератор проектов, созданных женщинами в Узбекистане и по всей Центральной Азии. Он создан для того, чтобы помочь женщинам, так мало представленным в индустрии, сделать кино. Дать им возможность заявить о себе, создать свой проект, ощутить поддержку. Это важно, поскольку проблема патриархата в Центральной Азии очень сильно развита и мало обсуждается. Сейчас больше, но все равно недостаточно.

У меня есть партнерка, продюсерка Юлия Шагинурова. Она организовала такой женский meetup — встречу работниц киноиндустрии, после чего стало понятно, что нет в Ташкенте площадки, где женщины могли бы представить свои проекты. Вот она и придумала этот акселератор. А я просто помогаю, занимаюсь менеджментом в школе и в качестве ментора делюсь своим мнением по поводу проектов, которые мы ведём.

— Как вообще вы пришли к преподаванию и созданию киношколы?

— Я не считаю себя преподавателем — я не научу вас снимать кино. Но дам инструменты, которыми пользуюсь сам, чтобы сделать короткий фильм.

Создавая Tashkent Film School мы руководствовались очень простой идеей. Кино из Центральной Азии и, в частности, из Узбекистана, практически не представлено в мире — а мы хотим, чтобы оно появилось. Слишком много барьеров нужно преодолеть, чтобы сделать кино: у тебя должна быть техника, должны быть деньги, ты должен научиться это делать. Это то, с чего я сам начинал, когда был вынужден платить за обучение и снимать первое кино за свои деньги. Эта сумма просто неподъемная.

Мы стараемся по возможности уменьшить порог входа, чтобы он был более доступен. Ведь по итогу наша основная цель — создать новую волну узбекского кино.